Пугачев-победитель - Страница 116

116

Первые четыре дня путешествия не было никаких происшествий. Обоз, растянувшийся на огромное расстояние, медленно, туго, но все же двигался. Данный для его охраны конвой держался Шелудяковым в порядке, и все время, покуда обоз полз по сугробам, конники рыскали по сторонам, заезжали вперед, возвращались, а по ночам держали караул. По дороге попадались проезжие, опрос которых удостоверял, что крутом все обстоит благополучно. Некоторые из проезжих оповестили, что видели три отдельных отряда конников, направлявшихся на юг. По описанию это были белгородские казаки. Старшина Матюхов подтвердил предположение, заявив, что часть Белгородского казачьего полка выслана из Уфы на поиски башкир из-за слухов о появлении Мусы и его сторонников. В самом деле, утром пятого дня прискакал разъезд из пяти белгородцев, и командовавший этим патрулем молодой человек с красивыми усиками доложил Матюхову, что вся ближайшая местность обшариваетея белгородцами в надежде изловить Мусу. Тот же патруль сообщил, что всего в нескольких верстах белгородцы вынуждены были оставить в овражке у переправы через степную речку Жагалку отбитый ими у шайки грабивших население башкир обоз с несколькими десятками бочонков спирта.

— Дюже жалко было! — расписывал докладчик, разводя руками. — То есть такой спирт, ну, чистый огонь!

— Пробовали пить, что ли? — засмеялся Матюхов.

— Оченно просто! Разбили нечаянно один бочонок, а от него дух... Ну, только тем и попользовались, командир погнал за башкирятами. Пришлось оставить. Не надеемся, что подобрать сумеем добро. А уж и крепок, а уж и духовит! Такая жалость!

Матюхов обратился к Шелудякову с вопросом: нельзя ли что сделать? Ведь и впрямь, добро пропадет. Лучше бы подобрать бочки да представить начальству. Можно награду получить.

— Какая там награда?! — вмешался Фрол Ипатьев — Приказные уворуют, вот и все. Ежели, скажем, самим попользоваться, то дело верное. У начальства водки и без того хватает.

— Я бы забрал, да... Да как бы наша сволота не перепилась! — заколебался Шелудяков.

— Ну, сволоте можно дать бочонок-другой да и будет с нее. А для охраны остального стражу выставим.

— Посмотрим, там видно будет, — ответил уклончиво Шелудяков, что-то соображая.

Уже начинало смеркаться, когда огромный обоз дополз, наконец, до берегов извилистой Шагалки. Выскочившие вперед конники легко нашли склад спирта в десятиведерных бочонках-пузанках. Склад охранялся тремя белгородскими казаками.

До ближайшего поселка, почти совершенно разрушенного при недавнем башкирском восстании, оставалось еще добрых двенадцать верст. Поэтому Ипатьев и Шелудяков решили остановиться на ночлег тут же, отправив часть конников за фуражом в ближайшие хутора по Шагалке. Как всегда, из саней был составлен круг, внутри которого разместились люди и кони. Из собранного по берегу сухого камыша развели много костров. Шелудяков великодушно уступил белгородцам два бочонка, пять отдал возчикам, а остальные забрал себе и отдал под охрану своих казаков и пушкарей.

Возчики мгновенно расхватали водку из пяти бочонков, и это только раззадорило жадность сильно перезябших людей. Белгородцы оказались сущими ротозеями и допустили, что шустрые пушкари у них на глазах скрали два бочонка. Тут же в стане зашушукались:

— Белгородцы думали схитрить да зарыли в снегу еще то ли десять, то ли двадцать бочонков, а кто-то из них возьми да и проболтайся Прошке Штанкову, пушкарю, да Мишке Любавчику, казаку. А Прошка да Мишка других оповестили.

Любители выпить на даровщинку потянулись к открытому Прошкой и Мишкой месту. Так как нести спирт с собой в лагерь грозило встречей с Шелудяковым, то пили на месте, сколько могли, и старались выпить, как можно больше Когда Шелудяков, тоже находившийся в сильном подпитии, обратил внимание на подозрительное шатание из стана в стан и нагрянул туда, где лежали припрятанные опростоволосившимися белгородцами бочонки, от их содержимого оставалось уже очень мало. Скорый на расправу Шелудяков собственноручно избил в кровь двух застигнутых на месте пушкарей, как раз опоздавших к дележу неожиданной добычи. А покуда он шумел и дрался, кто-то спрятал несколько бочонков и из охранявшегося стражей запаса. Шелудяков растерялся и махнул рукой.

О том, что произошло дальше, довольно подробно рассказывает в напечатанных в 1789 году в Риге «Воспоминаниях» бергмейстер Иоганн Ульрих.

«Когда нас вывезли из Екатеринбурга, все мы были в глубоком отчаянии. Единственный человек, который не терял бодрости и надежды, был наш уважаемый пастор, господин Карл Винтергальтер, почтенный старец и ученый теолог. Он всю дорогу утешал нас своими речами, в которых советовал верить в милость божью, и подавал нам пример своим презрением к тягостям зимнего пути.

Мятежники обращались с нами чрезвычайно грубо, проявляя невероятное жестокосердие. Многие из них забавлялись тем, что подходили к нашим саням, вытаскивали из-за голенищ кривые ножи и делали вид, что собираются нас резать. Злодей Шелудяков много раз грозил нас расстрелять, и когда мы ему говорили, что он за сие подвергнется ответственности, он смеялся и говорил: «Донесу, что вы подняли бунт и пытались бежать, почему мне и пришлось с вами покончить! Еще награду получу!»

Другой злодей, рабочий Фрол Ипатьев, руки которого были обагрены кровью многих невинных жертв, без всякого повода бил плетью семидесятилетнюю вдову екатеринбургского протопопа Анфису Успенскую, бил кулаками по лицу больного Арсеньева, человека достойного и всеми уважаемого, грозил всех перевешать и несколько раз изливал неудобоназываемую жидкость собственной фабрикации на сирот бывшего екатеринбургского вальдмейстера Шишкина.

116