Пугачев-победитель - Страница 97

— Это что же за штука такая? — полубопытствовал Хлопуша.

— Диктатор — это как бы царь, только без титула и на время, — пояснил Минеев.

— Хе! Не так глупо! — отозвался Хлопуша. — Да еще ежели выберут какого-нибудь царицына енарала настоящего, к примеру сказать, Румянцева альбо Суворова, поди, и сделают что-нибудь... Да нет, не дойдет до того! Ежели бы офицерье выбирало, то, двистительно, выбрало бы толком. А господа-сенаторы, лысые старички сопливые, те своего захотят да такого, чтобы только видимость была...

— Действительно, — продолжал Мышкин, — по донесениям из Петербурга из-за этой мысли только пущий разлад пошел. Намечают то того, то другого, роют друг дружке яму, а согласиться никак не могут.

— Нам же лучше! А с Дону какие вести?

— Турки опять растрепали донцов, вознамерившихся было отнять фортецию Святого Димитрия Ростовского. Сам Бугай еле ноги унес. Теперь посылают они на Москву посланцев сговариваться идти вместе против турок. На Южной Украине большая тревога. Ходит слух, что татары собираются с силами, весной набег учинят. Уже под Славянском и Елизаветградом видели в степях подозрительных конников, по всем приметам разведчиков ханских. И Полуботок боится, как бы татары бед не наделали. Ведь старые фортеции почти совершенно разрушены при беспорядках, гарнизоны малы...

— Поди, и Павло, собачья душа, на пояотный двор пойдет? — засмеялся зло Хорпуша. — Ах, езовит, хохол, мазница! Хитрил-хитрил, да и перехитрил самого себя.

Юшка, Прокопий и Творогов во время доклада Семена Мышкина-Мышецкого недоумевающе переглядывались. Было ясно, что все значение новостей остается им непонятным, но внушает тревогу. Наконец, Прокопий, старший и более тертый, выкрикнул:

— Да как же они смеют-то?

— Кто? — поднял на него угрюмый взор Минеев.

— Ну, энти, которые протчие... Скажем, турка. Вить, ежели он донцов расчешет, то как бы и к нам на Яик не добрался, пес мухоеданекий!

— Доберется! — глухо вымолвил Минеев. — Очень просто!

— Да как же так? — завопил испуганно Прокопий. — Испокон веку того не было, а тут на поди! Сами мы в чужие земли тамошних мужиков пошарпать много раз ходили, а нас никто и пальцем тронуть не смел! Это что же за порядок такой выходит?

— Да не скули ты, пес! — оборвал его Хлопуша.

— Сам ты пес! — огрызнулся несмело Прокопий.

— Будем его величество будить да докладывать? — с сомнением в голосе спросил Юшка.

— Я бы доложил! — отозвался Минеев.

— А почто его беспокоить? — заспорил Творогов. — Ен и так эти дни что волк злой — зубами лязгает...

— И впрямь, чего ему удовольствие портить? — ухмыльнулся Хлопуша. — Поспеет узнать вести-то. Да и ничего особенного нету...

Минеев заморгал, но сдержался и смолчал, подумав: «Мне-то не все ли равно? Хошь пропади тут все пропадом, хоть сквозь землю провались. Лишь бы мне удалось выскочить вовремя…»

На другой день с утра опять установилась погода. «Анпиратор» встал веселый и осведомился, как обстоит дело с охотой.

— А хошь сейчас можно подымать медведицу! — доложил Питирим Чугунов. — Мои охотнички все это время берлогу сторожили. Цепью стояли, поодаль, конечно, чтобы не ушла. Да куда ей уходить-то? Лежит, лапу сосет...

Быстро собрались и отправились в лес, к берлоге. Три четверти пути сделали на санях, хотя кони и утопали почти по грудь в снегу. Потом вышли из саней и стали пробиваться меж стволов старого леса. Берлога, бывшая под корнями сваленной бурей сосны, была под наблюдением охвативших ее цепью охотников, по большей части бывших крепостных Шереметьевых.

Сначала Пугачев собрался, было, показать собственную удаль и самолично пойти на зверя с рогатиной, но потом сдался на уговоры: что он, как царь, не имеет права рисковать своей драгоценной жизнью. Поэтому было решено, что «анпиратор» с несколькими отборными охотниками, в числе которых были и Чугунов со своими дюжими сыновьями, расположился чуть поодаль от берлоги. Поднимать медведицу пойдет Вавила Хрящев, успевший на своем веку поддеть на рогатину куда больше медведей. Ежели у Вавилы и его подручных выйдет неуправка, и поднятые звери пойдут на утек, то по ним будут стрелять. И первым, конечно, станет палить «его пресветлое величество».

На случай возможного прорыва зверей, чуть дальше, охватывая полукругом берлогу, стояли отдельные кучки охотников, размещенных по указанию принявшего на себя руководство Творогова.

Минеев попал в одну такую кучку, которой пришлось расположиться в полусотне шагов от «анпиратора». С ним были два его бессменных телохранителя, Юшка Голобородько и несколько незнакомых ему людей, которых он счел за шереметьевских охотников. К ним присоединился и прикрывавшийся рукавицей Хлопуша.

— Будем сейчас, значит, матерого зверя подымать, присходительство! — сказал он, кривляясь.

Минееву была видна и занесенная снегом берлога, и кучка людей с «анпиратором» во главе. Он видел, как Вавила Хрящев с двумя подручными подбежали почти к самой берлоге на лыжах и выпустили несколько кудлатых лаек, сейчас же принявшихся нырять в снегу и звонко тявкать. «Сейчас выйдет медведица», — подумал Минеев. Поддаваясь охотничьему азарту, он стал незаметно для себя выдвигаться вперед, держа ружье наготове.

Лай собак разбудил медведей. Первым выкатился из берлоги порядочной величины пестун, но заробел и юркнул в берлогу. Охотники орали и бросали в берлогу комьями снега. Тогда с глухим, но все усиливавшимся ревом стала выходить огромная медведица. Лайки заметались вокруг, хватая ее за гачи. Не обращая на них внимания, медведица пошла на людей, спокойно выжидавших её. Наблюдая за ее движениями, Минеев выдвинулся еще на два или три шага.