«Работа по выяснению и сбору лиц, могущих признать государыню и наследника цесаревича, оказалась нелегкой, и мы затратили на нее весь этот день. Всех отобранных вместе с приставленными к ним ассистентами оказалось до четырех сот шестидесяти человек. На следующий день генерал Суворов произвел им смотр на базарной площади перед помещением главного командования, потом они были впущены в дом по двенадцать-пятнадцать человек. Я лично вместе е князем Василием Куракиным, находившимся под следствием за вызов на дуэль начальника, вошли в состав третьей очереди. Когда нас впустили в зал, где прежде помещалась генеральная канцелярия, мы словно окаменели. На выросшем за ночь помосте, обитом сукном, под балдахином сидела в кресле Ее Величество государыня императрица Екатерина Алексеевна, а по правую руку рядом с ней стоял наследник цесаревич Павел Петрович. Слева от государыни стояли привезенный ночью из больницы генералиссимус Румянцев и Григорий Александрович Потемкин, почти оправившийся от ран, но вынужденный опираться на костыль.
— Узнаете ли меня, дети? — спрашивала нас государыня. — Как видите, я жива, я пришла к вам. Я зову вас спасать и освобождать Россию!
Ни в ком из нас не родилось даже тени сомнения в том, что это была наша законная государыня. Тут же три полковых священника привели нас к новой присяге на верность государыне и законам Российской империи. Принявшие присягу выводились на площадь и выстраивались в ряды. На другом конце площади тем временем собирались войска с оружием и знаменами. Все недоумевали по этому поводу. Особые патрули из офицеров наблюдали, чтобы уже принявшие присягу не входили в общение с остальными. Общее любопытство достигало высшего напряжения. Люди волновались и спрашивали у своих офицеров, что сие означает. В одиннадцать часов с четвертью со двора выехала на белом коне государыня, а рядом с ней ехал цесаревич. За ними следовали верхами генерал Суворов и другие генералы. Румянцева и Потемкина несли на креслах. На государыне был генеральский мундир Преображенского полка, а на наследнике — генеральский мундир Семеновского полка. Государыня, подъехав к нам, салютовала саблей, мы ответили громовым «Виват!» К нам подошли вызванные знаменщики всех входивших в нашу армию частей и по команде Суворова склонили перед государыней знамена. После этого государыня направилась вдоль линии выстроенных на площади полков. Возле каждого полка генерал Суворов громким голосом говорил:
— Воины российские! Вот ваша законная государыня императрица Екатерина, дивно спасшаяся от гибели божьей волей. В том свидетельствую моей совестью и честью воинской, по долгу святой присяги! Ваши однополчане, видавшие государыню ранее, подтвердят вам, что это истина. Ее императорскому величеству виват!
Ежели мне придется прожить и до ста лет, то никогда не изгладится из моей памяти сия счастливая картина. Перо мое бессильно описать волнение и радость, охватившие всех. Офицерам стоило немалого труда удержать людей в рядах, ибо все хотели лично приветствовать словно из гроба вставшую государыню. Почти все плакали, но то были радостные слезы. Чувствовалось, что с этого незабываемого мгновения начнется дело спасения погибающей родины и дело восстановления чести российской. По настоянию самих солдат тут же армия приняла новую присягу, а после состоялся парад в присутствии императрицы и цесаревича и угощение рядовых и унтер-офицеров. Штаб и обер-офицеры были приглашены на обед в дом главнокомандующего в несколько очередей, ибо в скромном помещении не могло вместиться одновременно более ста человек. Крайняя скудость яств с избытком возмещалась великой радостью, царившей среди собравшихся. До поздней ночи гремела музыка.
С утра следующего дня закипели приготовления к походу на Россию. Предприятие казалось отчаянно дерзким, но с нами была государыня, а вел нас генерал Суворов, и мы свято верили в успех...
Военные историки, рассказывая об «отчаянно дерзком предприятии», иногда высказывают убеждение, что Венское правительство было решительно обо всем осведомлено и просто отдало приказ эрцгерцогу Иоганну-Альбрехту не мешать переходу нашей армии на русскую территорию. Майор Векслер утверждает, что эрцгерцог даже оказал Суворову, правда, негласно, полное содействие, и в доказательство приводит неопровержимый факт снабжения русской армии значительным количеством съестных припасов и медикаментов. Упоминается и о том, что с появлением государыни в Ракшанах совпал ряд перемещений австрийской оккупационной армии, главные части которой заметно отодвинулись от Ракшан.
Однако все эти обстоятельства находят себе и другое, куда более заслуживающее уважения объяснение: австрийцы испугались чумной эпидемии, будто бы вспыхнувшей в русской армии, и вместе устрашились возможности осуществления угрозы Суворова приступить к реквизиции продовольствия и медикаментов вне ракшанского района, не останавливаясь перед применением силы. Вполне вероятно, что опасаясь распространения эпидемии реквизиционными отрядами, они предпочли снабдить Суворова медикаментами и продовольствием и одновременно отодвинуться подальше от опасного соседства обреченной, как им казалось, на гибель армии.
Тот же Векслер усматривает «политику» в том обстоятельстве, что береговая линия Прута охранялась весьма слабо, да к тому же исключительно такими войсковыми частями, которые состояли из славян, главным образом, сербов и хорватов.
Однако и в такую хитроумную «политику» верится плохо. Скорее всего, Иоганн-Альбрехт не верил в возможность для русских перейти через Прут, оставшийся свободным ото льда почти всю зиму, и в распоряжении Суворова не было вовсе средств для переправы. Как показала действительность, расчет эрцгерцога оказался ошибочным. Прут замерз, а австрийские славянские части, охранявшие берег Прута, в полном составе присоединились к русским, как только к ним придвинулись внезапно суворовские богатыри и как только появилась императрица Екатерина. Когда же Суворов оказался за Прутом и в Бессарабии у нему стала присоединяться масса беженцев, Иоганн-Альбрехт не рискнул преследовать русскую армию. К тому же внимание Вены отвлек острый спор с неугомонным Фридрихом Великим из-за пограничных счетов. Так или иначе, армия Суворова совершенно беспрепятственно прошла Бессарабию, переправилась через Днестр и от Днестра пошла формированным маршем на север, быстро разрастаясь на пути. Всполошившиеся сторонники Полуботка попытались загородить москалям дорогу на Киев, направив против Суворова десятитысячный корпус «сердюков», «синежупанных гайдамаков» и «сечевиков» под командованием кошевого Кармелюка. «Сердюки» и «гайдамаки» рассыпались при первых выстрелах артиллерии, которой руководил один из великих артиллеристов мира, фельдмаршал Румянцев. Запорожцы, пытавшиеся сопротивляться и засевшие в наскоро поставленном таборе за валами с двумя десятками «гармат», были разгромлены в какой-нибудь час и оказались вынужденными просить у сердитого москаля пощады. Уцелевшие были отпущены в их коренное убежище на Хортице, с предупреждением, что Хортица должна впредь сидеть смирно.